СТРАШНАЯ, ПРАВДА, О КОЛОБКЕ.

В узком проеме выщербленного жучком подоконника, колобок неподвижно и вдумчиво созерцал окружающий мир. Туда, в неизведанную, заоконную даль его влекла нестерпимая как зуд воля к познанию. Позади за спиной (у колобков есть спина, просто она  имеет круглую, обтекаемую, форму), сам по себе существовал дикий и суровый быт грубой крестьянской семьи: с его бесконечными сусеками, коробами, амбарами и ненавистной печкой. Еще на заре своей напряженной жизни, он тщательно рассматривал голову бабушки и понял, что он, к сожалению весь состоит из этого предмета.  Колобок напрягся, сделался, вдруг, твердым и гибким как воловья жила, как хлесткий, бычий хвост и ловко обернулся вокруг своей оси. Он цинично уставился на печь, в которой, черной, угольной головешкой догорал бабушкин пирог и тихо рассмеялся. Не без удовлетворения, колобок перевел взгляд на бабушку, спящую на лавке, с воткнутой в ухо спицей. Он знал, каким потом достался ей этот пирог. Часа два, она, как всегда, скребла по сусекам. Примерно столько же, мела по амбару и по коробу. Полуслепая и беззубая, с шепелявым «с» и настораживающим «р», она последовательно и упорно, из всякого кухонного мусора, созидала тесто. Затем, начинив его, круто ошпаренной крапивой и вареным луком, помещала в печь. Колобок знал, что таким же образом она, девять лет назад, мучилась и над  ним. И потому, недоумевал. Почему, столько лет пролежав на подоконнике, им так никто всерьез и не заинтересовался. Он уже, даже, немного присох к нему задом. У колобков имеется зад. И он также, чрезвычайно обтекаем. По понятным причинам, колобок ничего не знал о дисфункциях мозга. Если бы у бабушки с дедушкой был цветной телевизор, то колобок многое мог бы почерпнуть о бабушкиной болезни из передачи «Здоровье». А так, она и сама не знала, а если бы даже и узнала, то не смогла бы произнести слова «атеросклероз» и «псориаз». А что же дедушка? Дедушка двадцать пять лет лежит на печи и бранится. Он еще старше бабушки, которой – девяносто семь лет. Иногда, от невыносимости своего положения и несовместимости своего интеллекта с бабушкиным, колобок впадал в депрессию и начинал тужиться, чтобы, хоть как-то, оторвать от подоконника свой, округлый, присохший зад. Но, это ему никак не удавалось. Ведь, он уже успел состариться. Его, когда-то, свежевыпеченное, ароматное тело избороздили жирные трещины, неприглядно зияющие крутыми, обрывистыми канавами. Они безобразно уродовали и до неузнаваемости искажали истинный облик колобка. Порой, он видел себя в случайном отражении на оконном стекле и ужасался. Трещины уже давно поросли мшистым дерном простоватой бабушки пиницилина, плесенью. Голова колобка, которая, по всей вероятности, является одновременно и телом, была густо усыпана  мелкими, бородавчатыми катышками – мушиными экскрементами. Казалось, что мухи навсегда облюбовали этот запеченный на века, твердый выступ на подоконнике. Когда – то, их липкие и цепкие хоботки неприятно всасывались в нежные места свежей выпечки, и сильно досаждали колобку. Со временем, он стал непригоден к пище и нечувствителен к боли, и они прекратили его есть. Зато стали увеличивать на нем свой, мушиный род. Однажды, сильно жужжа и вибрируя, две влюбленные, мухи провалились в трещину-канаву, поросшую плесенью-дерном. Тогда колобок чуть не умер от щекотки и унижения. Он был окончательно деморализован. В течение суток мухи тщетно старались расцепиться и вылезти из ловушки. Все это время колобок сильно страдал. Так что, кроме всего прочего, на теле его валялись еще и две мертвые, спаренные мухи двухгодичной давности. К тому же, всевозможные пауки огораживали на нем, сетью паутин, свою территорию, а занесенное неизвестно откуда, маковое зерно, успело прорости высокоурожайным сортом опиумного мака, что весьма негативно повлияло на мозг страдальца. Итак, на почве личных неудач и невзгод колобок из славного, наивного, сдобного шарика, превратился в циничного пессимиста, с очерствевшей и грубой душой. Хотя, точно установлено, что у колобков нет никакой души. Но, то, что ее заменяет, носило у него достаточно скверный характер. Не добрый и раздражительный, с расшатанной, нервной системой, он уже не мог владеть собой. Он мечтал, хотя бы раз в жизни, плюнуть в оконное стекло.  

   Чад от пригоревшего пирога позволил бабушке сделать несколько движений носом. Повел носом и дедушка. После чего, смрадный огарок был водружен на подоконник, остывать. Колобок задыхался, бабушка обмахивалась фартуком, дедушка бранился. Столпившись у окна, они, вдруг, вспомнили, что его можно открыть. Для колобка это была первая, хорошая новость за девять лет. Он тяжело задышал и принялся усиленно тужиться.  Тем временем, бабушка, большим, длинным ногтем, ковырнула пирог. Затем, пожевала его и, дала пожевать дедушке. Пирог не понравился, и они выплюнули его, попав в колобка, и залепив липкой, старческой слюной его левый глаз. У колобков есть глаза, рот, нос. В общем – лицо. (Читайте иллюстрированный первоисточник). Колобок заскрежетал зубами и поднатужился уже изо всех сил. Открывая окно, бабушка зацепила колобка и поинтересовалась: что это еще может лежать на подоконнике, кроме дедушкиных носков. Ее рука плотно увязла в мшистом дерне. Она ковырнула пальцем, понюхала, попробовала на вкус и стала жевать. Затем, также, дала понюхать и пожевать дедушке. Отведанное яство пришлось больше по вкусу, нежели сгоревший пирог. Бабушка, уже, было, занесла вторую руку, чтобы взять колобок, отнести его на обеденный стол, и разложить его, как полагается, по глубоким тарелкам, но колобок удачно поднатужился и соскользнул в раскрытое окно. При резком падении от него откололся значительный кусок, но это не помешало ему покатиться восвояси. Он катился по тропинке мимо сельсовета, как катится ущербная луна по небосклону, прорываясь сквозь нагромождения мрачных, грозовых туч.

  Так он оказался в лесу. Встречный заяц принял колобка за мшистую кочку и, резво проскочил мимо. Волк был сыт дичью, которой, развелось в лесу видимо-невидимо и, поэтому ему было не до колобка. Он отрыгнул зайчатиной и лениво скрылся в лесной чаще. Медведь принял его за старого, больного ежа и испуганно отскочил в сторону. Лиса, решила докопаться до сути, требуя немедленного исполнения известной песни. Колобок громко запел, сидя у нее на носу. Лиса раскрыла пасть, чтобы сказать колобку, что изо рта у него нестерпимо смердит, и, чтобы, немедленно, прекратил пение, потому как, есть его она все равно не будет. Но, тут с него, прямо лисе в пасть, стал сыпаться всякий, многолетний мусор, включая тех, мертвых мух, что в нем когда-то застряли. Лиса, закашлявшись, задохнулась и скоропостижно скончалась. В кустах стоял зверь, который все это видел. Считается, что это был лось. Но, лось все отрицает, потому что боится колобка. Сам же,  колобок, ходит теперь в лесу большим авторитетом. Он сумел отбить у сусликов, громадную территорию, которую теперь контролирует. Суслики, ежедневно, чистят ему мох от вредителей и вынимают из тела колючки. Лось, покорно, служит ему транспортным средством. Из колобка неожиданно получился отличный, сильный и агрессивный самец: молодая ежиха, с самого начала приглянувшаяся ему, только потому, что была чрезвычайно на него похожа, понесла от колобка в первую же ночь. По этой же причине, колобок вскоре овдовел. Многочисленное потомство их оказалось настолько злым, что съело собственную мать изнутри, то есть, как бы, находясь еще в материнской утробе. С горя, колобок начал бражничать и стал не разборчив в связях. Развратничал он, преимущественно, с ежихами, которые тоже были съедены изнутри, так, что даже, в лесу, прекратилась их популяция.  Однажды, страдая от приступа депрессии, колобок загрыз старого кабана, с которым не поделил кормовой наст из отборных желудей. Кабана он велел, немедленно, разделать и доставить к бабушке с дедушкой, которые, впервые в жизни, не скребли по коробу, не мели по амбару, да по сусекам, и вдоволь наелись мяса.