Детство, из которого все мы выросли. 

Стыдливый  закат, как обычно, нахально, заглушили огни ночного порта. Он растворился в неоновом зареве, был побежден им. На яхте «АРКАДИЯ», сидя в своей каюте, где золото позволило нарядить себя в черное африканское дерево и белую, слоновую кость, сидел грустный, средних лет мужчина, весьма важный депутат.  За рюмкой коньяка, мужчина вспоминал далекое детство в небольшом городишке, где он, сын железнодорожника  и ткачихи, лелеял и взращивал свои смелые мечты, никак не связанные им ни с железной дорогой, ни с ткацкой фабрикой. Вспоминал и юность, где в крупном кабинете видного комсомольского деятеля, вместе с карьерой, он навсегда оставил свой комсомольский значок. Отставив коньяк, он медленно поднялся и подошел к шкафчику с книжными стеллажами. Достал оттуда пухлую тетрадь, старую и исписанную частым, мелким почерком. Затем подклеил к ней не подходящий по формату лист, аккуратно обрезал его, и старательно свесив кончик языка, начал что-то писать. Звали депутата - Вова.

В далекую и незапятнанную пору торжества пионерской организации, олигарх Вова, к слову сказать, был не последним пионером. Уже с раннего детства он, последовательно и отважно шагал к своей большой и светлой мечте. В то время как все его сверстники скромно мечтали стать космонавтами и балеринами, Вова видел себя Генеральным Секретарем ЦК КПСС, руководителем партии и всего советского народа. И ничего бы не было в этом плохого: ну, мечтает мальчишка! Если бы не та страстная, нечеловеческая сила, влекущая его к заветной цели. В классе шестом Вова почти перестал спать. Он перечитывал с карандашом в руках литературную трилогию действующего Генерального Секретаря: «Малая земля», «Возрождение», «Целина». И уже серьезно обдумывал: а какие книги он сам преподнесет всему прогрессивному человечеству, когда станет главой государства. Инстинктивно понимая, что его книги должны быть никак не хуже тех, которые он не уставал изучать, мальчик взял себе за правило, ежедневно писать свою, собственную, автобиографическую книгу. В сущности, это был обычный дневник. Но, подросток, предугадывая важность своего труда для будущих поколений, озаглавил его таким образом, чтобы у поколений не возникло насчет Вовы никаких сомнений: «Автобиографическая книга юного пионера, комсомольца и коммуниста». И ничего странного и противоречивого не было в этом заглавии. Ведь мальчишка определенно знал, в отличие от своих сверстников, кто он есть, и кем, несомненно, будет. Да и вообще, книгу он, твердо, решил писать на скрижалях своего сердца, всю свою жизнь. В тиши  тесной спальной, прилежно высунув  кончик языка, Вова вдохновенно расписывал яркие будни родной школы. Старательно вырезал заметки из газеты «ПРАВДА», о трудной, но такой понятной каждому советскому человеку, жизни передовиков производства. Активно записывал свои суждения по поводу того или иного перевыполнения плана. А однажды даже, организовал встречу с героической ткачихой, Валентиной Валерьяновной Жмых. Уж больно ему самому хотелось услышать про подвиг ткачихи из ее собственных уст. Статья о ней вышла в передовице местной, районной газеты, в разделе: «Расхитители социалистической собственности». Называлась она «Подвиг ткачихи» и повествовала о том, как скромная труженица ткацкого производства, Валентина Жмых,  словно орлица кинулась на защиту социалистической собственности. Проявив гражданскую бдительность, в своем цеху, Жмых, выявила воровку-несуна. Воровка, Любовь Коровчук, напала на Валентину, с  деревянным челноком в руках, и буквально, как писала газета, «месила ее по голове и измесила в кровь». Фотография героини так и была размещена на газетной страннице, с перебинтованной головой. Валентина, поначалу, ловко отбивалась от нападавшей кулаками, а затем, бодая ее раненной головой, прижала в угол и ловко скрутив, привязала  преступницу к станку красными, шерстяными нитками. Начальство наградило Валентину горящей путевкой в санаторий «Октябрь», столичное телевидение сняло о ней сюжет для программы «ВРЕМЯ», Трудовые коллективы приглашали Валю на производственные собрания. Не удивительно, что эта история, потрясла воображение пионера Вовы. И окрыленный, он старательно (а Вова все и всегда делал старательно!), вырезал заметку, вклеил ее в свою книгу и со всех ног побежал в школу, к своей любимой учительнице. С нею он поделился собранным материалом о передовиках производства и горько посетовал на то, что живя в одном городе с таким человеком, у него  нет, практически, никакой возможности, встретиться с нею. Старая учительница, с умилением выслушав речь подростка, решила, что завтра же сделает Вову старостой класса, и поместит его фотографию на доску: «Лучшие активисты Пионерии». Ласково погладив его по головке, она пообещала Вове, что 22 апреля, в день рождения Вождя мирового пролетариата, В.И. Ленина, они со всем классом придут  в гости к славной ткачихе.

Собранием класса, решено было встретить Валентину Жмых у проходной, с букетом цветов, и краткой, торжественной речью, когда она уставшая, но счастливая будет выходить с родного завода. Так и случилось: Валентина внимательно выслушала обращение пионеров, освободив руки от тяжелых сумок, приняла праздничный букет, поблагодарила и пригласила домой, благо, что дом находился неподалеку от завода.

--- Валентина Валериановна, --- горячо и пылко выпалил Вова, когда они шли уже к  жилищу ткачихи, --- а вам не страшно было, когда вы совершали этот подвиг?

--- Ну, что ты! – снисходительно и даже, небрежно, но с чувством собственного достоинства бросила Валентина, --- если все будут бояться, то кто ж тогда будет ловить расхитителей социалистической собственности! И тут же, скромно добавила:

--- Называйте меня просто, тетей Валей.

--- Тетя Валя,  давайте, я вам сумки помогу донести. – Задорно вспомнил Вова, тимуровские заветы Пионерии.

--- Отчего ж не донести! Донеси! --- Подыграла ему ткачиха и рассмеялась добрым и заливистым смехом.

Вова поднатужился, взял авоськи в обе руки и на пружинистых ногах пошел рядом с Валентиной, которая, хлопнув его по плечу, рассмеялась еще добрее и заливистее. Вова рассмеялся вместе с нею. В свою очередь, вместе с Вовой и тетей Валей рассмеялся и весь класс, с учительницей, которая хохотала громче всех. Поэтому, когда они вошли в дом,  гомерические раскаты смеха еще продолжались, и прекратились, как только перед делегацией открылась такая картина:

В зале, за круглым столом, посреди трех бутылок «Столичной», и одной --- «Жигулевского» пива, сидел муж Валентины, Григорий Жмых и раздумчиво чесал пятерней вихрастую голову.  Рядом, в коротком халатике, в домашних тапочках, буднично и комфортно, расположилась молодая и прекрасная собой девица. Оба пили --- мрачно и тяжело, и выпили уже столько, что в каком-то, осовелом оцепенении, медленно моргая, уставились на вошедших, которые, в свою очередь, уставились на них. Из ступора, первый вышел Григорий.

--- А, пионеры! --- прекраснодушно протянул он, --- сегодня я угощаю, бухла, хватит на всех. И поднявшись с места, сильно покачиваясь,  громко провозгласил:

--- Бухают все!

--- Пионеры не пьют! --- с негодованием воскликнул Вова, и преданно посмотрел в лицо тети Вали, которая стояла, облокотившись о дверной косяк, и на вид была как бы, не живая.

--- Ну-у, --- удовлетворенно промычал мужчина, --- не хочете, как хочете. Он поднял рюмку и осушил ее.  Искушенной, во всех змеиных делах, анакондой глядела на Валентину  девица, и тоже выпила.

И теперь, будучи уже зрелым  и уважаемым человеком, олигарх Вова вспоминал эту историю с чувством брезгливой досады. Но, тогда, маленький пионер  просто недоумевал: как это может быть, чтобы у передовика производства, о коей, узнал весь народ, муж, так буднично и пошло пьет водку. Да мало того, еще и предлагает ее пионерам. Вове вдруг остро захотелось, чтобы и о нем написали в газетах. И он понял, что именно сейчас ему подвернулась такая возможность. В мечтах своих, на крупном развороте газеты «Правда», в рубрике: «В жизни всегда есть место подвигу» он уже видел свой большой портрет. Он видел крупный, рубленый шрифт названия статьи: «Подвиг пионера Вовы». Наконец то, о нем расскажут всей стране, как отважно бросился он на защиту другого героя, Валентины Валерьяновны Жмых, чуть не погибшей от рук, антисоциального элемента, пьяного супруга. Он еще раз преданно взглянул на тетю Валю, которая все еще стояла как бы, совсем, мертвая. Учительница же, беззвучно  шевелила губами, и с чувством глубокого отвращения наблюдала за сценой бесстыжего и самого разнузданного пьянства и разврата.

--- А чо происходит, я чо то не поняла! --- Наконец-то, пришла в себя Валентина. Она медленно, стала подходить к столу, где сидела пьяная парочка. От большой и спелой фигуры ее веяло такой древнерусской мощью и силой, что страшно стало даже отважным пионерам, которые, теснившись, друг к другу, и не проронив не слова, с открытыми ртами наблюдали за происходящим.

--- Я чо то не поняла, чо эта лярва здесь делает?

--- Какая лярва? А, эта? --- Григорий с удивлением глянул на девицу, и вдруг, обратившись к ней, добавил:

--- А и, правда, ты чо здесь, лярва, делаешь? --- и, переведя взгляд на супругу, заискивающе, повел рассказ:

--- Прикинь, Валюх, сижу значить бухаю, мирно смотрю телек, лебедей там показывают, вдруг является эта, и начинает меня клеить. То, значить, за ляжку ущипнет, то подмигнет, то по грудаку, ручонкой эдак, вниз проведет, то, каким-то макаром за причинное место схватит. Я ей кричу, значить:

--- Куда хватаешь, лярва! Оторвешь! А она как пиявка вцепилась, не отцепишь. Покушается на мое мужское достоинство… На супружество наше, значить, замахнулась, прикинь? Просто довела меня до какой-то срамоты…. Но, я ни-ни. Ни разу даже не помыслил, не то что… .

Тут Вова сообразил, что час его пришел, кинулся между тетей Валей и ее супругом и отважно прокричал, так что звуки собственного голоса ему показались звонкими раскатами пионерского горна:

--- Тетя Валя, не бойтесь, я защищу вас!

--- Пшел отседа! --- Валентина сгребла Вову за ворот, жесткой, рабочей рукой и  легко отшвырнула в угол, где черно-белый телевизор «Рассвет» красиво демонстрировал балет «Лебединое озеро». Телевизор пошатнулся, но устоял. Вова полетел на пол.      

--- Ой, бля-а! --- При произнесении этого, страшно матерного для каждого пионера, слова, Вова вздрогнул. Вздрогнула и учительница. Пионеры, сосредоточенно затеребили пионерские галстуки. Вова же, начал жевать его, озабоченно и как-то, даже, удрученно.

--- Ой, бля-а! --- Громогласно повторив, взревела тетя Валя. И рев ее был настолько страшен, что бутылки на столе, тревожно звякнули. Сейчас тетя Валя напоминала Вове, огромный холм, густо поросший жгучей, высокой крапивой. Уткнув руки в крепкие, широкие бока она неистово продолжала:

--- И чо! Ты, вот так, прямо мне в глаза, утверждаешь, что это она тебя клеила, да?! То есть, подожди, это, выходит, она тебя и облапала всего, да? Ага!  За ляжки, значит, за сиськи, за задницу, за …

И тут, тетя Валя произнесла такую фразу, услышав которую, некоторые пионеры, своевременно заткнули уши. Хотя, признаться, некоторые выслушали ее, даже с некоторым, хотя, и с тщательно скрываемым удовольствием.

---А то, что эта тварь в моем халате  и  в тапочках моих сидит, это чо, значит, а?

В этом месте супружеского гнева, девица, спокойно сидя и молча наблюдая за всем происходящим, встрепенулась, и, взгромоздившись на стол, выкинув вперед руку, наподобие американского памятника, статуи Свободы, вскричала:

--- Ага, ты меня в тюрягу решила засадить! Воровку из меня сделала! Опозорить решила! А сама-то чо, в сумках домой то притащила! Небось, волокла, аж опорки трещали! Клубки то, поди, не размотались?! Видать, килограммов десять, сперла! Зараза! Смотри-ка, ге-ро-и-ня! В газетах ее пропечатали! Пионеры к ней поперли, знай, салютуют, милиция честь отдает! В санаторию отправляют… Да по тебе статья плачет!

Она вдруг повернулась к учительнице, на лице которой отразилась вся гамма чувств педагога, изнемогающего от педагогического бессилия.

--- Вы куда детей привели?! Да вы знаете, что она на заводе, первый несун, с пятнадцатилетним стажем! Пионеры, не верьте этой злой тетке! Да у нее на роже написано --- РАСХИТИТЕЛЬ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ!!!

Тщедушный и боязливый Григорий, тоже, наконец, возвысил свой голос. Взяла Григория горькая обида за расправу над ним злобной супруги. Он, тяжело  пошатываясь, поднялся с пола и, потирая руки, ошалело и пронзительно промычал:

---  Да, а Любку она из ревности, как воровку изобличила, любовь про меж нами, а она бесится.… А Любка мне, про между прочим, дитенка скоро родит. А она ее под монастырь, подвела, сучка. Работы лишила, опозорила…

Григорий явно осмелел, однако позу принял оборонительную, и не случайно, поскольку, в тот же миг, полетел туда же, куда до него улетел пионер Вова. Телевизор снова устоял. Трансляция «Лебединого озера» не прервалась, но, уже служила красивым, трагическим фоном к происходящему инциденту.

--- Так знай же! – Торжествующе взвизгнула девица. --- То, что я теперь здесь, так это моя месть тебе. На, гадина, держи, умойся!  И чашка с килькой в томате, верной траекторией полетела в  крепкую голову ткачихи.                                                                                                                                                                 

     Раскатистая, матерная брань плотно легла на  стыдливые уши пионеров пунцовым загаром. Гневно и забористо крыла всех  матом школьная учительница. Пионеры пугливо съежились, низко пригнули головы, и вежливым, тихим взором уткнулись в свои пионерские галстуки. Впрочем, и здесь, многие из них глумливо ухмылялись. Сейчас же завязалась драка, и, почему-то, все пионеры приняли в ней живейшее участие, держа оборону пьяной парочки. Учительница колотила пионеров стареньким зонтиком. Девица и Григорий бесстрашно нападали на Валю. Валя месила всех подряд. Один только, Вова, улучил минутку, когда начали биться особенно горячо и совсем без разбору, прополз на четвереньках в прихожую, и что есть духу, бросился бежать. Он бежал, перескакивая овраги и лужи, печально размышляя о том, какой мрачной страницей, ляжет вся эта история, на кристальные скрижали его пионерского сердца. На которых, очевидно, еще совсем, не скоро, будет дописана последняя глава  главной книги его жизни.